Лама Жимба Жамсо. Излучая свет, через тюрьмы и лагеря…
Описание работы МБМ: среда — перевод с языка оригинала
Автор — Содбо Ешисамбуев
Сияющий Меч Манджушри – лама Жимба Жамсо
Перевод и литературное переложение Виктора Балдоржиева
Есть у начала реки Загдачей тихое и безветренное место Лхамын добо, недалеко отсюда — исток реки Дульдурга. Здесь и родился в 1904 году знаменитый в наших краях Жимба лама, которого почти через сто лет его ученик Александр Качаров назвал — Сияющий Меч Манзашире, рассеивающий мрак невежества.
Он родился, когда его мать Лхама пасла овец. Мальчика нарекли Цыреном (имя Жимба он получил позже, в дацане). И с тех пор все в его жизни было необычайно и таинственно. Старые люди говорят, что у того, кто рождается в бедной семье для того, чтобы стать ламой, бывают уши с удлиненными мочками, он с малолетства понимает молитвы. Сын Лхамы был именно таким.
С пяти лет Жимба Жамсо самостоятельно начищал лампадки, а в семь — лепил из глины статуэтки божков. Их потом бережно хранила его сестра Генигма, прожившая почти до ста лет.
В одиннадцать лет Жимба стал учеником Идам Гава ламы. Конечно, в те годы он не знал, что учитель его будет репрессирован и не вернется из могильных сумерек ссылки. Жимба только начинал постигать законы истины и служения людям, только начинал понимать, что мглу невежества может рассеять только луч познания. В тринадцать лет он мог уже совершать обряд в честь божества Сунды.
В четырнадцать лет Жимба уединился в одиночестве в темной избушке, а когда вышел оттуда, то поразил народ — оказалось, что он нарисовал изображение божества Абида Шангад.
В шестнадцать лет Жимба был уже ламой…
…Но уже тогда он понял, что народ живет вопреки тем законам, которые устанавливают для него люди, живущие за пределами истины и которые пытаются властвовать над народом любыми способами, что за любой идеологией стоит кучка алчных дельцов. Но воин культуры и религии не должен бороться с этим злом, он должен быть выше зла и с этой высоты освещать мглу невежества и причины, которые ее порождают. При свете истины причины зла исчезают.
В 1923 году Жимба подружился с одним хоринским ламой, и они собрались в паломничество в Монголию. Родные сшили ему в дорогу шапку из драгоценной выдры, дали немного кораллов и серебряных монет. Для проживания в Монголии нужно было гражданство, и Жимба принял фамилию Мункуева Цыбена, стал служить в дацане Гандан. Так он стал Цыбеновым, фамилия эта сохранилась за ним до конца его земного пути…
У него уже были свои ученики, и был он весь охвачен высокими духовными устремлениями, чтобы внести в этот мир больше независимости и пробудить светлую мысль, зовущую к истине. Ведь именно там спокойны совесть и душа человека, крепок его быт, обустроена жизнь. Только пребывая в истине, человек может пробудить свой духовный взор, обращенный к религии, культуре, искусству и постижению себя в мироздании…
Более десяти лет Жимба постигал законны буддизма, стал одним из сильнейших лам Монголии, уже окутанной к тому времени мглой невежества, которая всегда выгодна людям, боящимся истины, ибо луч ее освещает их подлинную суть…
В 1939 году Жимба-лама, как и многие другие ламы, был арестован и заключен в тюрьму Улан-Батора.
Заключенные умирали от холода и голода в сырых камерах тюрьмы. Жимба заболел. Согнутый недугом и нечеловеческими условиями, он еле-еле передвигался за железной оградой во время редких прогулок. Таким его увидел Холсын Зоригто, наш земляк. Он добился встречи с Жимба-ламой, переговорил с его учениками, остававшимися на свободе, которые передали сквозь прутья решетки своему учителю сверток. В это время вышло постановление правительства Монголии — всех эмигрантов из России выслать обратно по железной дороге.
Именно в это время матери Жимба, Лхама-эжи, приснился вещий сон, о котором она рассказала позже.
«Будто бы с острия большого ножа вырывается пламя, потом пламя превращается в огненный вал и катится на север. Я подумала — может быть, мой сын уже миновал границу и возвращается домой?»
После этого рассказа многие вспоминали, что в Загдачее есть гора Мадага с острой, как лезвие ножа, вершиной…
В Томске, где высадили заключенных из Монголии, лежал глубокий снег.
«Я украдкой развернул сверток, переданный учениками, там были — колокольчик и сменная одежда. Больше ничего», — рассказывал много лет спустя Жимба-лама и смеялся.
Начались тяжелые годы заключения в России. Студеная зима, тяжелый труд, непреходящий голод, болезни — все испытал Жимба-лама, но в душе его всегда горел огонь жизни и любви к людям. Ему повезло, его группе достался обжитой барак, где недавно жили солдаты, отправленные на фронт. После них еще оставалось немного еды. Он непрестанно молился, окреп настолько, что его призвали в армию.
Доверили охранять склады с оружием, позже — участвовал в строительстве железнодорожных мостов через сибирские реки, пробивал туннели сквозь скалы. Заключенный и солдат, Жимба-лама был удостоен многих правительственных наград и поощрений за время службы в тылу.
Страшная битва идеологий и правительств, вовлекших народы в ужасающую бойню, закончилась. И в 1950 году Жимба-лама написал из Томска первое письмо родным. Он не был дома двадцать семь лет!
В 1953 году его внучатый племянник Санжа сумел добиться отпуска Жимба-ламы письменным вызовом. Бывшие репрессированные даже после войны не могли отлучаться с места прописки без разрешения властей…
Вот почему, вернувшись на Родину, Жимба-лама поселился на курорте Дарасун, ему было запрещено жить вблизи государственной границы. Его отрекли от ламства, он женился. Верная жена и друг Лхамажаб Дашина делила с ним тяготы сибирской ссылки.
На Родину они вернулись вместе и начали по-новому созидать свою жизнь.
Но для буддиста ничто не проходит даром, любая ситуация ему на пользу, бесполезная трата времени — тяжкий грех. За эти годы Жимба-лама стал искусным живописцем, и не только — он овладел тайнами буддийской иконографии.
Вполне вероятно, что во второй половине XX века он был единственным в своем роде уцелевшим ламой в наших краях, кто сохранил и приумножил свои познания в тайнах буддийской иконографии. И еще — он был одним из немногих, кто все еще продолжал практиковать учение Будды по традиционным канонам во времена запретов всех религий и воинствующего атеизма. Это — великий подвиг настоящего воина культуры и религии, ибо то, что сохранили и приумножили уцелевшие ламы, позже станет основой для дальнейшего развития буддизма во всем Восточном Забайкалье. То, что уничтожило большинство, сохранили немногие, один из немногих — Жимба-лама.
Овладев тайнами смешивания красок, одухотворив радужное разноцветье, он писал прекрасные иконы, сам их освящал. После долгих лет лагерей, ссылок, службы, он продолжал обогащать атмосферу вокруг себя человеколюбием, призывая окружающих погрузиться в истину и жить в ней, как это делает он. Многие помнят, как он работал маляром в военном санатории курорта Дарасун, завел крепкое хозяйство, построил собственный дом, ибо все у человека должно быть надежным и крепким — и слово, и дело…
Начиная с 1969 года, на протяжении шести лет, он работал в Улан-Удэнском филиале Сибирского отделения Академии наук. Неустанно переводил с тибетского, старомонгольского рукописные книги. Это приносило духовное отдохновение. К нему приходили за советами, приезжали ученые.
Его жену и друга многие звали Лхамажаб-эжи. Она ушла из жизни в 1982 году, Жимба-лама снова принял монашеские обеты и ушел служить в Агинский дацан.
Он достиг преклонных лет, когда началось восстановление Цугольского дацана. Жимба-ламу выбрали исполняющим обязанности настоятеля. В ограде разоренного дацана ему поставили войлочную юрту. Один год жил в ней, пока не построили ему дом. Всеми силами старался Жибма-лама ускорить реставрацию главного здания, многократно встречался с народными депутатами, прося помощи, обращался к начальникам. А когда можно было объявить первые службы-хуралы, то строго следил, чтобы отправлялись обряды по всем канонам. В девяносто лет получил он документ о назначении его настоятелем-ширетуем Цугольского дацана, заверенную высшим руководством буддистов и скрепленную печатью правительства страны.
Его земной путь закончился 16 июня 1995 года. Уставшая плоть великого ламы была кремирована, а по-бурятски — расплавлена в огне, 22 июня 1995 года на горе вблизи величественного Цугольского дацана, а душа (?) вознеслась к небесам, откуда он всегда будет смотреть на этот суетливый мир и желать всем мудрости и сострадания, ибо сам был таким и всегда практиковал и проповедовал эти великие качества и основы учения Будды.
Из книги «Алханай — Мир Великого Блага»
Оригинал статьи опубликован здесь.
Еше Другпа - Cуть и смысл тибетского буддизма 